На девятый день войны считавшееся абсолютным военное превосходство российских вооруженных сил над украинскими так и не привело к успеху так называемой «специальной военной операции». Впрочем, для нас до сих пор так и остается загадкой, что же является «победой». Владимир Путин заявил, что целью операции является денацификация и демилитаризация Украины, то есть цель операции — смена действующего режима. Чтобы это сделать военным путем, надо взять столицу и сменить действующие власти. С военной точки зрения без этого операция не может считаться завершенной.
Да, российская армия, хоть и медленно, но продвигается по территории Украины. Но даже если войска пройдут Украину насквозь — это не будет означать смены режима. Ведение боевых действий в условиях города — это худший кошмар для любого командира. Отдельную угрозу представляют украинские атомные станции, в случае повреждения энергоблоков катастрофа может стать всемирной. Неслучайно столько внимания привлек пожар на Запорожской АЭС. Таким образом, оказавшись в ситуации, когда режим при виде российской армии не пал и Зеленский не убежал, российская операция, похоже, зашла в тупик. Одни начальники ждут, когда или что-то произойдет «само собой», другие получения приказа на штурм города.
При этом россиянам продолжают говорить, что происходящее — не война, а если кто-то усомнится, уже грозят Уголовным кодексом. Это бюрократическая уловка, чтобы сообщать данные о потерях, когда захочется, а не как этого требует закон. Если нет войны, то все данные о деятельности вооруженных сил в мирное время засекречены.
Так или иначе, официально объявлено о потерях, Минобороны назвало цифру в полтысячи человек. Потери могли бы быть сдерживающим фактором для продолжения наступления, и военные действия могли бы быть приостановлены, но видимо это табу не работает. Сейчас всё говорит о том, что мы находимся накануне нового этапа операции. На отдельных направлениях идет перегруппировка войск. На южном направлении наращиваются наступательные действия, и вряд ли можно говорить о передышке.
Есть большая проблема достоверной информации, особенно с российской стороны. Высший руководитель страны вынужден работать военным журналистом. Именно с его слов мы узнали о тех «замечательных» военных подвигах, которые совершили российские военные. Мы ограничены заявлениями генерала-майора Конашенкова, которые весьма туманны, и мне бы очень хотелось посмотреть на официальную карту боевых действий российского военного ведомства. Мы также видим украинские карты, на которых заштрихованы не территории, а трассы, ведущие к городам и находящиеся под контролем российских войск. По-видимому, украинская сторона имеет в виду, что пока что не происходит классическая оккупация.
Очень хотелось бы посмотреть на официальную карту боевых действий от Минобороны РФ
Мы должны очень осторожно говорить о применяемых ракетах и бомбах. Пока что видно, что в ход идут ракеты «Искандер» и ракеты «Калибр», иногда — установки залпового огня. По видео и сообщениям наблюдателей я бы не стал уверенно утверждать, что применяются так называемые вакуумные боеприпасы, предназначенные для уничтожения бункеров и хорошо защищенных объектов. Это боеприпас, который при взрыве распространяет смесь, которая мгновенно загорается и за счет разницы в давлении здание просто складывается.
Но вернемся к главному руководителю страны, который взял на себя функции военного пропагандиста. Это не задача президента — рассказывать о подвигах военнослужащих. Очевидно, что при той системе информации, которая существует сейчас в стране и в вооруженных силах, информация может распространяться только после того, как она получила высочайшее одобрение. Второе, что хочется отметить — крупные выплаты семьям погибших и раненых. Откровенно говоря, впервые российское руководство стало более или менее адекватно оценивать потери кормильца. Я не уверен, что это свидетельство вдруг выросшего гуманизма. Скорее, это желание избежать критики за потери.
И, разумеется, звучат обвинения украинцам в коварстве и «военных преступлениях». Здесь мысль президента более или менее ясна: он упрекает противника в том, что тот размещает средства поражения, в том числе снайперов, внутри городских кварталов. А чтобы их уничтожить артиллерией, приходится бить по гражданским зданиям, так оправдываются ракетные удары по жилым зданиям, университетам и больницам.
Еще один тезис Путина — «всё идет по плану». Для меня это большая загадка. Странно думать, что российский генштаб разработал такой план, что за неделю боев не решено ни одной конкретной задачи из поставленных президентом. Никакой «денацификации» или «демилитаризации» мы так и не наблюдаем. Для решения политических задач надо брать города, а города не взяты. И странно было бы думать, что российский генштаб, создав такое серьезное превосходство, не поставил задачу одержать победу в первую неделю. В итоге вообще непонятно, какой «план» имеет в виду президент.
Странно было бы думать, что генштаб, создав такое превосходство, не поставил задачу одержать победу в первую неделю
Киев всё так же находится в руках украинских властей, оттуда осуществляется руководство военной операцией. Российские войска концентрируются где-то на окраинах. У российской армии есть весьма печальный опыт штурма Грозного. Да и вообще говоря, современная армия не предназначена для штурма городов, поскольку перед ней стоят военные, а не политические задачи, типа «смены режима». Армия должна обходить города и уничтожать войска противника, а как брать город, не знает никто. В 2003 году, готовясь штурмовать Дамаск, американцы внимательно изучали военный опыт России при штурме Грозного. Мы знаем, что штурмы городов плохо даются, даже когда перед высокоорганизованной армии находится многократно более слабый противник — можно вспомнить опыт Мосула. По всей видимости, российское руководство и армия надеются, что Киев каким-то образом дрогнет, побежит и сдастся на милость врагу.
Тем временем, без прекращения огня идут переговоры (в истории есть прецеденты ведения переговоров без прекращения боевых действий, например, как в американо-вьетнамских переговорах в 1971–1973 годах). В нынешних российско-украинских переговорах участвуют руководители третьего ранга, особенно в российской делегации. Это означает, что они обмениваются привезенными из столицы предложениями, не имея возможности сразу сформулировать ответ. После очередного раунда им надо связываться с руководством столицы, после дискуссии принимать какое-то решение, и снова с этим решением выходить на переговоры — это модель, которая, например, существовала в советско-американских переговорах в 70-е годы, но тогда не шла война. К перспективам этих переговоров следует относиться скептически.
И до конца даже не ясно, какие практически выполнимые вопросы лежат на столе переговоров. Если это символические переговоры, непонятно, в чем символ. Если это готовность к миру, то российская сторона ясно заявила, что не будет затягивать дело ведением переговоров и будет продолжать военные действия.
Украина говорит о требовании восстановить полную территориальную целостность, включая Крым и Донбасс. Российская сторона требует разоружения Украины. На языке дипломатии это называется запросной позицией. Если бы речь шла о нормальных переговорах в нормальных условиях, и каждая из сторон даже «выкатывала» бы заведомо неприемлемую позицию для контрпартнера, то путем длинных обсуждений можно было бы приходить к компромиссу. Эта модель работает в условиях мирного времени, когда у переговорщиков есть месяцы и годы. Я не уверен, что такая модель может принести результат в нынешних условиях, — времени нет.
Что касается внутренней политики, то здесь происходит некая импровизация «на коленках». Военного положения нет, но закрыты крупные независимые СМИ, законы против так называемых «фейков» и дискредитации российских войск единогласно одобрен Госдумой и вступает в силу с 5 марта. Чем это не замена военной цензуре? Но дальше все будет зависеть от правоприменения. Пессимисты полагают, что теперь в тюрьму можно будет загреметь за плакатик: «Нет войне!».
В целом правовое положение таково, что в соответствии со спецификой российского правосудия — которого не существует — любому может быть предъявлено любое обвинение и любой может быть осужден. Дальше речь идет не о законодательстве и введении военного положения, речь идет об импровизации власти. А военное положение накладывает обязанности не только на граждан, но и на власть, и этих обязанностей власть хотела бы избежать.
Это касается управляемости всех структур по закону о военном положении, и это касается перевода промышленности на военные рельсы, который добьет окончательно то, что осталось от российской промышленности после санкций. Введение военного положения — это колоссальная нагрузка на экономику, уже сейчас страдающую от санкций.
Что касается призыва в армию и запасников, мы пока имеем официальную позицию, что в так называемой «спецоперации» принимают участие только контрактники и офицеры. «Спецоперацию» официально запрещено называть войной, поэтому и усиление правил призыва не должно предполагаться.