Россия и США за последние два месяца предприняли сразу несколько неудачных попыток договориться: список тем для переговоров и так невелик, а вопросов, в которых у Вашингтона есть общность с Кремлем, еще меньше. Не стал исключением и Ближний Восток, где на повестке дня значатся три основные пункта: иранское присутствие в Сирии, постконфликтное устройство страны, а также проблема палестино-израильского урегулирования.
Единственным прогрессом можно считать подтвердившийся статус-кво: восстановление ситуации на сирийско-израильской границе в соответствии с договором 1974 года, отвод иранских и проиранских сил на юге Сирии, а также де-факто сохранение американского присутствия на северо-востоке страны. Кремль исходит из того, что на июльской встрече Путина и Трампа в Хельсинки американцы признали за Россией право доминировать в вопросах мирного урегулирования в Сирии. На этом общие темы у наших стран практически закончились. Москва явно не считает необходимым обсуждать с Вашингтоном проблему палестино-израильского конфликта, пока администрация Трампа активно пытается реализовывать «план Кушнера».
Несмотря на то, что американская стратегия на Ближнем Востоке по-прежнему лишена системности и во многом ситуативна, в ней есть определенные доминанты. Одна из них - приоритет отношений с Израилем и его национальной безопасности. Отсюда и жесткая позиция по поводу ликвидации иранского присутствия в Сирии. С точки зрения американской администрации, ключ к успеху этого плана - внести раскол между Москвой и Тегераном. Оставшись без поддержки своего «вынужденного союзника», иранцы якобы будут вынуждены пересмотреть масштабы своего присутствия в Сирии. По замыслу Америки, в условиях возрождения антииранских санкций и нарастающей внутриполитической борьбы власти Ирана просто физически не смогут реализовывать активную региональную политику.
Эта тема стала лейтмотивом женевских переговоров между советником Трампа Джоном Болтоном и секретарем Совбеза Николаем Патрушевым. Находясь в Израиле, Болтон не раз повторял, что едет в Женеву вести «жесткий торг» и ожидает, что Москва «исключит участие Ирана, иранских сил в наступательных операциях» в Сирии. Советник ссылался на слова Путина, который в личной беседе с ним подтверждал, что интересы Москвы и Тегерана в Сирии не совпадают.
Расчет Вашингтона не оправдался. Конечно, Иран переживает не лучшие времена. Падение курса национальной валюты к доллару США с 40 тысяч иранских риалов за доллар США в середине весны 2018 года до 107–110 тысяч к сентябрю 2018 года вызвало рост цен, снижение доходов населения, а также подхлестнуло темпы инфляции. По самым пессимистичным прогнозам, инфляция может достичь рекордных 80% в годовом исчислении.
Жить под санкциями Ирану не привыкать: развитию экономики они помешают, но не разрушат ее
Однако прямого влияния на региональную иранскую политику это не оказывает. С одной стороны, курс иранского риала был завышен в три раза, а его непрекращающееся падение в последние месяцы вызвало шок. В перспективе это может создать условия для развития промышленности и вызовет снижение импорта. В этих условиях власти должны сосредоточиться на проведении экономических реформ, а ослабленный риал позволит нарастить доходы бюджета, зависимого от экспорта нефти. С другой стороны, жить под санкциями Ирану не привыкать. Развиваться экономике они помешают, но не разрушат ее полностью, как на то рассчитывают в Вашингтоне.
События 2010-2015 годов показали, что при необходимости Тегеран может «жить по средствам». Конечно, жизнь под санкциями легкой не будет. На этом фоне финансирование ближневосточных амбиций Тегерана останется, скорее всего, на прежнем уровне. Во-первых, эта политика не столь и затратна для Ирана - деньги играют здесь важную роль, но там, где могут, иранцы стараются лишних расходов избегать. Во-вторых, сохранение регионального присутствия важно с идеологической точки зрения. Иранское руководство в течение последних лет активно навязывало народу мысль о том, что их страна - лидер, и эта роль ей предназначена, а в Сирии, Ираке и Ливане проходит передний край обороны национальных интересов страны. Отказ от этой доктрины будет прочтен как признак слабости (хотя часть населения уже задает вопрос о том, а нужна ли стране столь активная политика в регионе). Россия тоже не собирается рвать свое сотрудничество с ИРИ, пусть Тегеран и не самый простой и желанный партнер для Кремля.
Москва никак не может добиться от Вашингтона ясности - что она получит взамен на отказ от Ирана
Ее отказ от совместного американо-израильского предложения об изоляции Ирана связан с тем, что Вашингтон продолжает вести переговоры с позиции силы, а Россия ожидает диалога на равных. После встречи в Женеве российский сенатор Алексей Пушков заявил, что «администрация США добивается от России такого сдвига в позициях, который означал бы полный разворот по Сирии». В этом торге, отказываясь от своего пусть даже ситуативного союзника в Сирии, Москва никак не может добиться от Вашингтона ясности - что она получит взамен?
Американские заверения в том, что изменение российской позиции по Ирану позволит смягчить санкции, звучат для Москвы неубедительно. Во-первых, потому что в Кремле прекрасно понимают, что отменить санкции может Конгресс, а не американский президент, а это значит, что договоренностей с Трампом по Сирии явно недостаточно. Во-вторых, российское руководство не готово идти на открытый конфликт с Тегераном. У России есть общая с ним повестка, например, в области энергетики, по Афганистану и так далее.
Наконец, выйти на новый уровень отношений - обещание явно недостаточное для Москвы из-за высокого уровня недоверия к США. Подобные прецеденты уже имели место и в 1995 году после подписания Меморандума «Гор-Черномырдин», и в 2010 году, когда Россия ввела запрет на поставку Ирану С-300 в соответствии с резолюцией Совета Безопасности ООН 1929. Однако в обоих случаях реальной «перезагрузки» не наступило. Напротив, этот бэкграунд способствовал формированию в сознании иранцев фобий по поводу России и США и их примирения.
Но есть и более объективные причины, которые не позволяют Москве согласиться с американским требованием по Сирии. Сергей Лавров вряд ли лукавил, когда называл вывод иранских военных из Сирии «нереалистичным». Несмотря на то, что Россия - ключевой актор в сирийском конфликте, ее влияние на «союзников» все же не безгранично. Вашингтон и Тель-Авив ссылаются на опыт отвода проиранских сил за пределы 50-мильной зоны вдоль границы Сирии и Голанских высот. Однако «успешный» опыт деиранизации на юге Сирии невозможно экстраполировать на всю территорию страны. И здесь нужно иметь в виду два обстоятельства.
Первое. Прошлая сделка по югу Сирии – это не столько результат давления на Тегеран со стороны Москвы, сколько убеждения иранского руководства в том, что вывод войск из приграничной зоны в их же интересах. Иными словами, Кремлю удалось донести до иранского истеблишмента мысль о том, что добровольный отвод их вооруженных отрядов позволит избежать столкновения с Израилем, в то же время, сохранив влияние проправительственных сил на юге Сирии. Сейчас же найти убедительные аргументы в пользу того, что полный вывод проиранских сил укрепит влияние Тегерана, да и самого баасистского режима в стране, вряд ли возможно.
За 8 лет войны иранцы настолько сильно интегрировались в структуру сирийских вооруженных сил, что их ликвидация повлечет за собой демонтаж всей системы
Второе. В Москве прекрасно понимают: размежевание сирийской армии и проиранских вооруженных сил - малореализуемо. За почти 8 лет гражданской войны в Сирии иранцы настолько сильно интегрировались в структуру сирийских вооруженных сил, что их ликвидация повлечет за собой демонтаж всей системы. Британский исследователь иракского происхождения Айман ат-Тамими на примере местных сил обороны показывает, что у проекта Корпуса стражей Исламской революции в Сирии изначально была цель - взять системы вооруженных сил под свой контроль посредством не доминирования, а слияния, чтобы впоследствии стать ее неотделимой частью.
Уход Ирана из Сирии и вовсе стал иллюзорным после того, как министр обороны Ирана Амир Хатами после встречи с Башаром ал-Асадом 26 августа подписал соглашение о совместной обороне. Все эти обстоятельства делают достижение каких-либо договоренностей по Сирии без участия Ирана нереализуемым. А значит, не стоит ожидать серьезного прогресса в российско-американском диалоге и по сирийскому треку. По крайней мере, до тех пор, пока они будут замыкаться на иранское присутствие в регионе.
Авторы: Востоковед, политолог, преподаватель Высшей школы экономики Леонид Исаев и научный сотрудник исследовательского центра энергетической политики Европейского университета в Санкт-Петербурге Николай Кожанов.