«Путь до УИК — это полоса препятствий»: как Белгородская область голосует в военных условиях. Репортаж The Insider

«Только вышел – сразу в укрытие»

Сирена воздушной тревоги раздается над Белгородом в 12:58 – люди во дворе поднимают головы и всматриваются в небо, затем – озираются в поисках укрытия. Примерно через 15 секунд над головой звучит двойной удар – достаточно громкий, чтобы все вокруг вскрикнули, пригнулись и бросились к многоэтажке.

«Е**ть!! Туда!» – двое мужчин дергают дверь подъезда, она не поддается, пока ее не открывают изнутри – надо сказать, почти сразу. Мы вбегаем в подъезд, пытаемся отдышаться. Даже изнутри чувствуется, как дом дрожит от ударов.

«Шел-шел, не дошел, хотя мне всего метров 200 до школы где участок, – усмехается один из мужчин. – Самые длинные 200 метров в жизни!» Его зовут Сергей, он живет в соседнем доме. Преподает в местном вузе, и, в отличие от своих коллег, голосующих дистанционно на портале «Госуслуг», решил исполнить гражданский долг на участке. Сергей настроен бодро, шутит, смеется. Всего нас семеро. Другие товарищи по укрытию не так оптимистичны. «Я шел Вику забрать из сада», – говорит другой мужчина. Пытается позвонить жене, но в подъезде плохо ловит сеть. Люди отошли внутрь подальше от входа. Один из парней держит дверь, чтобы все оказавшиеся рядом могли попасть в «убежище».

Через пару минут в подъезд влетает еще один избиратель, пытавшийся попасть на участок в ту же школу. Это коллега Сергея по вузу. Выясняется, что я оказалась в подъезде со сливками белгородской интеллигенции – один из них доктор, другой – кандидат наук. Рассказывают, как руководство вуза обязало их отчитаться о голосовании: «Говорят, до 16:00 должны уже быть списки. Наверное, можно отказаться и не участвовать. Думаю, особо ничего не будет, но мозги вынесут», – рассуждает Сергей. По его словам, пожелавшие голосовать электронно не могли это сделать утром из-за сбоя системы: «Нагнали всех бюджетников, вот она и легла!».

Сирена затихает, но выходить никто не спешит. «Участок все равно закрыт, пока отбой не объявят официально», – объясняет Сергей. Я все же решаю выйти и направляюсь в школу. На участке меня встречает полицейский и проводит в укрытие. Это освещенное помещение на цокольном этаже школы. Тут стоят лавочки и кулер с водой.

«Мы не боимся. Мы у себя в стране! – говорит мне одна из женщин. – У нас люди – кремень!» Со мной внизу примерно 30 человек, в том числе полицейские, сотрудники каких-то спецслужб, вероятно, центра Э, сотрудники УИК и простые голосующие. Сообщение об отбое приходит только через полчаса. Тогда мы все поднимаемся наверх.

«У нас есть алгоритм действий на случай атаки, – рассказывает мне председательница УИК. – Опечатать урны, собрать все книги учета, спуститься в убежище». На вопрос, сколько времени требуется на это, учитывая, что иногда нет времени даже на то, чтобы дойти до убежища, отвечает немного смущенно: «Ну быстро».

«Я работала на прошлых выборах президента, если сравнивать, то сейчас число подавших заявку на надомное голосование в полтора-два раза больше. Все стараются сегодня быстрее проголосовать, потому что…ну мало ли что потом», – рассказывает Наталья, сотрудница одного из УИК. Вместе с коллегой они носят прозрачную урну к голосующим на дому.

По пути я делаю фото детского сада, который обложен мешками с песком, – ко мне тут же подбегает мужчина с удостоверением местной теробороны. Просит показать журналистское удостоверение. «Гулял с собакой – увидел вас. Мы тут бдим: вот утром одного уже задержал и сдал полиции, пусть разбираются», – хвастается мужчина.

В первый день голосования избирательные участки прерывали работу пять раз, но выборы продолжились. В воскресенье 17 марта белгородские власти обеспокоились новой угрозой - акцией «Проголосуй в полдень». По сообщенииям очевидцев, на тех участках, где к 12:00 собирались люди, члены УИК предупреждали их о некоей «локальной ракетной опасности». В предыдущие дни таких объявлений не было, да и не могло быть, тревогу объявляют централизованно – всем, кто находится в городе, приходит СМС-оповещение.

В остальное же время администрация, наоборот, старалась обеспечить максимальную явку. На фоне обстрелов губернатор распоряжается приостановить работу торговых центров, но не участков голосования – видимо, по какой-то причине визит в ТЦ опаснее, чем путешествие к УИК. С наступлением темноты найти открытый магазин почти невозможно. Я встречаю коллегу-журналиста, который, как и я, приехал в Белгород и ищет, где купить воды. «Подошел к полицейскому спросить где тут магазин. Он сразу наехал, потребовал документы, досмотрел сумку», – рассказывает парень. В центре города безлюдно, нам никто не встречается. Только полицейские дежурят на центральных улицах – выборочно останавливают и досматривают машины. Сейчас 10 вечера, пятница, но вокруг ни души – невиданная ранее ситуация для Белгорода.

«Война на видео и наяву – это разные вещи»

Утром в белгородском автобусе только и разговоров, что о новом обстреле. Удар пришелся на южную часть Белгорода, в районе улиц Губкина и Есенина. Как сообщили власти, погибли два человека.

Школа номер 42 находится в пятиста метрах от места прилета. Четыре избирательных участка открылись в ней в 8 утра, но проработали меньше минуты: взрывы раздались в 8:01. Участки не закрыли, несмотря на опасность. Директор школы, который вышел со мной поговорить, показывает бронепленку, которой оклеили окна. Предполагается, что она должна предотвратить разбивание стекла и появление осколков. Там же оборудовали «слепые коридоры», места, где безопасно по «правилу трех стен».

«У меня самого был прилет в 100 метрах от дома, – рассказывает директор. – Мы все смотрели видео про Донецк, Луганск, но война на видео и война наяву – это очень разные вещи!»

Пока мы говорим, на участок то и дело заходят люди. Их меньше, чем в первый день, утверждает директор. По его словам, белгородцы стали ответственно подходить к безопасности после того, как обстрелы стали массовыми. И предупреждает меня не отходить далеко от убежища. «Готовьтесь. Скоро ударят, в 12 или около того. Они же всегда примерно в одно и то же время бьют».

Мимо проезжает эвакуатор, везущий сгоревшую легковушку. Недалеко от школы перекрыт перекресток – это место одного из прилетов. «Да можно проходить!!! Не стойте!!! Уехал *баный Гладков – теперь все можно!» – раздраженно кричит местная жительница, видя, как я топчусь у ленты. Нас действительно не останавливают. Прилет не только уничтожил припаркованные у педагогического колледжа машины, но и повредил панельную многоэтажку. Жительница, которая провела меня за ленту, жалуется, что у нее разбилось стекло на балконе. «Предлагают поехать в гостиницу. Но мне переезжать тоже страшно, словно без дома останусь», – говорит Светлана. Её соседи по дому собрались вокруг сгоревших машин и громко обсуждают целесообразность так называемой «специальной военной операции».

– Какая СВО?! Крым за три дня вот это была СВО, а это полномасштабная война!! Линия фронта на тысячи километров! Это катастрофа!» – кричит мужчина в возрасте.

– Надо было сразу отрубить голову нацистской гадюке, и жить спокойно. Все от нашей гуманности, она нас губит, – отвечает ему собеседник.

— А я вам так скажу: не надо было начинать! Коли кишка тонка! – спорит с ним первый сосед.

– Это нам за грехи наши, мы погрязли в ненависти и насилии, все погрязли! Остается только молиться, – говорит женщина.

Неподалеку стоит синий городской автобус с разбитыми стеклами, вокруг на асфальте – сажа. Тут довольно много людей – многие приезжают сюда за продуктами. Парадоксально, но именно тут, на юге Белгорода, магазины в основном открыты, хотя именно этот район ежедневно страдает от ударов. Так, в «Сити Молл» прилетало уже дважды за последние два дня.

Марина продает кофе на улице Щорса. Заканчивает работать на час раньше, но совсем закрываться, как это сделали многие, не планирует. «К знакомым на Конева прямо в квартиру прилетело. А были бы на работе, может, остались бы целы», — рассуждает девушка. — Тут не угадаешь, где тебя настигнет».

«Страшно, когда затишье. Значит, скоро что-то будет»

Чем ближе к центру Белгорода, тем меньше на улицах людей. На улице Щорса, ведущей с юга на север, много крупных торговых центров. У окон уже не просто мешки с песком, как было летом. Власти ставят заграждения из огромных бетонных блоков, чтобы защитить витрины. Плакаты, посвященные выборам, чередуются с билбордами, агитирующими вступать в вооруженные силы.

«Что, хохлам отсылаете? – меня окликнул пожилой мужчина, наблюдавший, как я фотографирую плакат с агитацией, призывающей идти на войну с Украиной. – Следите, чтобы три плана было, а то никого ваше фото не впечатлит».

Оказалось, что 73-летний Владимир – бывший ракетчик и фотограф из Благовещенска. 23 года жил в селе Журавлевка на границе с Украиной. Уже почти два года он находится в пункте временного размещения в здании кинотеатра «Амакс» на улице Ватутина. Журавлевку расселили еще в мае 2022 года, одной из первых. Владимир, в отличие от многих белгородцев, не боится открыто критиковать российских военных.

«Поставили у нас в центре Журавлевки несколько десятков машин с боеприпасами, разве так можно? Я сам ракетчик, сразу понял, чем это закончится, – рассуждает мой собеседник, – Они несколько дней стояли, потом, конечно, по селу ударили. А у кладбища развернули спецсвязь. Опять удар. Начали мочить нас из украинского села Стрелище. Подлетное время до нас всего 27 секунд! Наши потом прибегают - кричат хватайте вещи, у кого что есть, уезжайте скорее. А у меня жена лежачая».

Квартиру Владимиру пока не дали. Хотя кормят в ПВР отлично, признает мужчина. «Когда нас привезли, я даже говорить не мог, просто рыдал все время. Очень много вокруг боли, смерти». Мой собеседник печалится, что власти многое запрещают снимать на фото и видео, хроника войны, по его мнению, должна быть более полной.

«Я жалею, что не снимал, как через нашу Журавлевку батальон из 300 человек уходил в Украину. Возвращались тоже через нас, и знаете, как? Все рыдали. Осталось там только 17 человек. Остальные двухсотые и раненые».

Отвечая на вопрос, страшно ли ему когда бомбят, Владимир пожимает плечами: «Сейчас страшно, когда затишье. Значит, скоро что-то будет».

Мертвая тишина стояла в Белгороде всю субботу с 8 утра до 5 вечера. Не было и ставшего уже ожидаемым «обеденного удара» в районе 12-13 дня. «Работают по графику выходного», – шутил кто-то в местных чатах. Несмотря на уикенд, город словно вымер. Нет детей на площадках, нет гуляющей молодежи. Кофейни и магазины закрыты, надо еще постараться, чтобы найти место, где можно пообедать. На удивление, оказался открыт небольшой ресторан сирийской кухни – его владелец смеется в ответ на мой вопрос: «А что бояться? Все в руках Аллаха. У нас на родине тоже страшно, а сколько сейчас людей гибнет в Палестине!»

«Только бы уехать отсюда»

На вокзале Белгорода тоже немноголюдно. Массово из города никто пока не бежит, несмотря на ставшие ежедневными сводки о погибших во время обстрелов. За последние три дня погибло шесть человек.

У камеры хранения на цокольном этаже здания вокзала женщина громко ругается сама с собой, но бессвязная речь не смущает работников вокзала. «С зимы тут сидит, – жалуется уборщица. – Как начали сирены выть по несколько раз в день, так их стали пускать. Еще приходит дама, которая крыс носит в сумке. Живых! Не знаю, почему на них никто не реагирует».

Мы садимся в поезд на Москву – над головой раздается серия ударов. Стоящие на платформе бросаются в вагон, чуть не сбивая с ног проводников. Никто не пытается даже показать паспорт, счет на секунды. Сирены воздушной тревоги не слышно. Удары продолжаются несколько минут. Судя по звукам, это работа ПВО. Затем раздается быстрая череда взрывов. «Кассетные», – говорит один из пассажиров. «Прощальный салют», – нервно смеется девушка.

Некоторое время мы не знаем, двинется ли вовсе поезд – кто-то из проводников говорит, что нас, возможно, поведут обратно на вокзал, в убежище. Во время ракетной опасности действительно не ходит городской транспорт, автобусы должны остановиться. Но в итоге «сверху» проводникам говорят, что поезд выедет по расписанию. Через 10 минут несколько пассажиров выходят на платформу покурить и прийти в себя. Кто-то звонит родственникам, спрашивает, есть ли прилеты. «Все будто привыкли, а меня трясет! Только бы уехать отсюда», – жалуется одна из пассажирок, москвичка. Проводница парирует: «К этому нельзя привыкнуть».